СМИ постоянно пишут про подростков с психологическими проблемами, но в реальности все гораздо сложнее: настоящая проблема в том, что мы недостаточно помогаем тем, кто в этом нуждается.
Сейчас тяжелое время для подростков: травля в сети, стресс от занятий и экзаменов и сэлфи-культура, которая заставляет постоянно следить за своим внешним видом.
Возможно, немного удивительно, что сейчас газеты уделяют такое внимание подростковому психологическому кризису. Селфхарм и депрессия, сообщают они, — проблема многих людей. В исследовании британского студенческого объединения обнаружилось, что 9 из 10 учащихся в ВУЗах в последнее время сталкивались с психологическими проблемами.
Похожие опасения возникают и в других странах — в том числе, в США и Австралии. Это довольно странно, учитывая, что, по некоторым меркам, западные подростки живут в гораздо более спокойное время, чем когда-либо. Уровень потребления наркотиков и алкоголя значительно снизился, как и рейтинг подростковых беременностей.
Итак, существуют ли риск в возросшем уровне стресса? Или все может обойтись?
Эти знаки — того, что депрессивных подростков становится все больше и больше, — правдивы, пусть всплеск часто преувеличивается, говорит Саймон Уэссли, экс-президент Британского королевского колледжа психиатрии. «совершенно ясно, что-то происходит, — говорит он. — Изменения есть».
Например, британский Adult Psychiatric Morbidity Survey, основанный на интервью и опросах о психическом здоровье и проводящийся каждые пару лет, обнаружил, что среди девушек от 16 до 24 лет уровень депрессии и тревожности поднялся с 21 до 26 процентов с 2007 по 2014 год. Другие опросы также продемонстрировали большой всплеск психологических проблем среди девушек-подростков. Это, вне всяких сомнений, повод поволноваться, но это не 9 из 10, которые так часто упоминают в заголовках.
Не все свидетельства указывают на кризис. Среди 30-летних, например, количество суицидов — рейтинг, который должен бы быть важным для определения серьезного стресса, — оставалось стабильным с 90-ых. Об этом сообщает Британский комитет национальной статистики. Аллен Фрэнсис, который помог написать предыдущую версию главную книгу для психиатров в США — Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders — говорил:
«Человеческая природа стабильна сама по себе. Способы измерения охвата ментальных заболеваний, напротив, чрезвычайно нестабильны и тяготят к перекосам, возникающим в зависимости от используемого метода»
Тем не менее, существуют и другие свидетельства возникшей проблемы. Кажется, подростки стали чаще склоняться к селфхарму. Число подростков 13-16 лет, оказавшихся у врача по этой причине, возросло на 70% в промежуток между 2011 и 2014 годом. Об этом сообщается в британской научной работе этого года, опубликованной в прошлом месяце.
“Мы действительно не можем объяснить этот всплеск селфхарма среди девочек”, — говорит Нэв Капур из Университета Манчестера, Британия (он и возглавил работу над исследованием). Всплеск может свидетельствовать о реальных психологических проблемах, но, кроме того, может и объясняется и тем, что врачи научились различать подобные травмы от других — повысился уровень осведомленности.
Часто подобный рост объясняют постоянной открытостью в социальным сетях и кибертравлей. Например, Джереми Хант, британский министр здравоохранения, твитнул о селфхарме и добавил: “соцсетям пора действовать”
Итак, ответственны ли социальные сети? Кибертравлю часто представляют уникальной и очень опасной угрозой. Тем не менее, недавняя научная работа, охватившая 100 000 британских подростков показала, что те чаще сталкиваются с травлей в реальной жизни, чем в сети, и она гораздо сильнее влияет на благополучие потерпевших.
“[Социальные сети] — новый канал, но травля в нем никак не отличается от традиционной, — говорит Эндрю Пржибильски из Оксфордского университета, один из участников исследования. Он думает, что родители и учителя так волнуются о кибербуллинге, потому что просто не привыкли к социальным сетям — а ощущение опасности усиливается рекламными кампаниями, предлагающими тренинги по защите от кибертравли. “Тема очень популярна”, — говорит соавтор работы, Люси Боус, тоже из Оксфордского университета.
Нюансы важны
Более того, большое количество селфхарма может и не свидетельствовать о росте уровня стресса. “Даже при том, что все больше подростков ранят себя каким-либо образом, это может и не быть ответом на дистресс, — говорит Макс Дэви, педиатр из Лондона, работающий с детьми, склонными к селфхарму. — Может, селфхарм становится все более и более приемлемым способом проработать свой стресс”.
То же самое верно и для депрессии. Люди сейчас уделяют больше внимания негативным эмоциям — так как осведомлены о проблемах с психическим здоровьем из-за здравоохранительных кампаний и знаменитостей, в открытую рассказывающих о своих проблемах.
“Люди скорее всего чаще обращают внимание на негативные эмоции, — говорит Стивен Скотт из Лондонского королевского колледжа. — Теперь в школах и ВУЗах в разы больше просвещения на эту тему”.
Это не кажется правдивым для Правиты Пэтэлэй из Ливерпульского университета в Британии. Стигматизация ментальных проблем никуда не ушла, говорит она, и “спад стигмы очень незначительный”.
Эти разногласия выходят за рамки академизма. Важнейшая задача для лечения психологических проблем у подростков — понять, почему эти факторы распространяются (селфхарм, депрессия) — и не мы ли являемся тому причиной. Например, проведение проверок в школах, на первый взгляд, кажется отличной идеей — но на практике может сильно навредить.
Не существует простого способа диагностировать психическое заболевание с помощью опросника — такие инструменты могут давать высокий уровень ложно-положительных результатов. Другими словами, люди, у которых ошибочно диагностировали депрессию или тревожность в момент стресса могут запаниковать и перепутать краткосрочные чувства с серьезным состоянием, — и таким образом, довести себя до этого состояния, говорит Скотт.
“Очень важно разделять обычную грусть и клиническую депрессию”.
Ошибки в диагностике приводят к настоящему риску, говорит Фрэнсис. “Мы замещаем нормальный подростковый опыт терминологией психических заболеваний — это может пошатнуть внутреннее состояние подростков, — говорит он. — Они перестают думать “это часть жизни, я справлюсь с этим”, и начинают думать “это болезнь, мне нужно лечиться”.
Тем не менее, в психологической сфере существует реальный кризис — и это недостаток доступного лечения.
Проще говоря, кампании, направленные на увеличение видимости психологических проблем и повышение осведомленности, могут оказаться попросту контрпродуктивными, говорит Уэссли, и спровоцировать набеги на переполненные пункты здравоохранения.
Одно неоспоримо в дискуссиях о подростковом здоровье: клиническая депрессия в Британии однозначно не лечится эффективно. В психологической сфере существует реальный кризис — и это недостаток доступного лечения.
Количество служащих в британском здравоохранении существенно сократилось — глобальные сокращения начались еще десятилетие назад, и специалистов по психиатрии и ментальному здоровью детей осталось совсем немного. Подросткам, которым срочно нужна помощь, нужно ждать неделями или даже месяцами, чтобы увидеть психиатра. Больниц для людей в клиническом состоянии тоже мало — и зачастую они расположены за километры от дома пациентов, отрезанных таким образом от семьи и друзей.
Длинные очереди
В августе судья предупредил, что у нации будут “руки в крови”, если служба здравоохранения не найдет место в больнице для 17-летней девушки, несколько раз предпринявшей попытки суицида. После его вмешательства место нашлось.
В конце октября представитель службы выпустил отчет, в которым говорилось, что иногда дети с проблемами психиками ждут лечения до 18 месяцев. “Мы постараться, чтобы получить больше ресурсов, потому что если работать только просвещая, мы только увеличим время ожидания помощи, а наши сотрудники выгорят”, — говорит Уэссли.
Новые интервенции тестируются в школах: у детей вырабатывают внимательность, устойчивость; они проходят программы по противодействию травле. Но очень важно, чтобы эти интервенции тестировались перед тем, как их внедрять повсеместно. Учитывая распространение “кризисного” восприятия, политики могут забыть про тестовый период — и просто имплементировать эти программы без данных об их результативности, говорит Скотт.
Уэссли соглашается, что торопиться нельзя. “Что-то меняется. Первое, что мы должны сделать — это глубоко вдохнуть и разобраться, что происходит, — говорит он. — Люди говорят, что мы не можем себе позволить ожидание. Я бы сказал, что мы не можем позволить спешку”.
