Главная / История / «Повезло, что вертолет упал не на реактор»

«Повезло, что вертолет упал не на реактор»

30 лет назад над Чернобыльской АЭС разбился вертолет, зацепившись лопастями за трос крана. Очевидец попавшей на пленку трагедии, командир другого Ми-8 Вячеслав Жеронкин, рассказал о событиях того трагического дня и героической работе вертолетчиков в Чернобыле.

2 октября 1986 года в ходе работ по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС потерпел крушение вертолет Ми-8 Владимира Воробьева. Вертолет, выполнявший обработку крыши станции, задел лопастями трос крана и рухнул на землю. В катастрофе погибли также члены экипажа Александр Юнгкинд, Леонид Христич, Николай Ганжук.

«…В Чернобыль я был призван из Подмосковья. Был в районе Домодедово вертолетный полк Малино, я там служил командиром экипажа Ми-8 в звании майора. В составе экипажа был старший лейтенант Пономарев и старший лейтенант Приказчиков. В Афгане я не служил, но летал туда: перегонял вертолеты с завода.

В Чернобыле я служил с конца августа по ноябрь. Мы были во втором потоке.

Мужики, которые были в первом потоке, конечно, хватанули своих рентгенов.

Слева направо: летчик-штурман лейтенант И. Пономарев, бортовой техник ст. лейтенант Е. Приказчиков, командир вертолета майор В. Жеронкин
Слева направо: летчик-штурман лейтенант И. Пономарев, бортовой техник ст. лейтенант Е. Приказчиков, командир вертолета майор В. Жеронкин

Из части я был направлен, чтобы заменить экипаж майора Говтвяна, который был до меня в первом потоке. Ехали мы без техники, вертолеты туда пригнали с Казанского завода новенькие. Когда я принимал вертолет Ми-8МТ, транспортный вариант Ми-8, он еще пах заводской краской!

Жили в трехместных номерах в гостинице в Гончаровске, который входит в 30-километровую зону отчуждения. Чем занимались? Заливали крыши клеем ПВА. Ведь после взрыва четвертого реактора радиоактивная пыль распространилась на все — на третий реактор, на второй, на все вокруг.

Эту пыль не собрать ни метлой, ни пылесосом. Поэтому мы вешали бочку на 2,5 тонны с клеем ПВА на внешнюю подвеску вертолета и сливали клей на крыши зданий.

Затем клей застывал, его резали на рулоны и увозили на утилизацию. Собирали клей, как их в шутку называли, «биороботы» — солдаты срочной службы, которых я возил из Киева, с аэропорта Жуляны. Срочники работали максимум три месяца, которые им засчитывали за два года. В Гончаровске нас стояло около 20 экипажей со всей страны.

Кто-то летал на Ми-26, на Ми-24, но они базировались в других местах. Ми-6 базировались в Чернигове, а мы на Ми-8 — в Гончаровске. Ми-26 обычно занимались дезактивацией местности. Брали на борт 20 тонн специальной жидкости и заливали ею территорию.

Вовка Воробьев был с Читы. Командиром нашей части был полковник Воробьев, командующий армейской авиацией Одесского военного округа. Из 20 экипажей он выбрал наиболее подготовленных летчиков, семь экипажей, которые имели опыт работы с внешней подвеской. Мешки с песком и свинцом мы уже в реактор не бросали — этим занимались те, кто служил в первом потоке.

Из личного архива В. Жеронкина
Из личного архива В. Жеронкина

…Помню, как возил Щербину, председателя госкомиссии, по Припяти на вертолете. Зависаешь на уровне девятого этажа, и он смотрит — как все брошено, игрушки валяются, мебель… Они не выходили с борта — полетали, посмотрели и улетели.

Случались и истории. 30-километровая зона была выселена, поэтому иногда я возил спецназовцев, чтобы чистить зону от мародеров. Сажусь как-то с ними на краю деревни, спецназовцы, 20 человек, побежали, а я сижу жду. Прибегают, приводят двух пацанов — руки за спину. То есть мародеры были, да.

А в одном из полетов со спецназовцами у меня отказал один из двух двигателей, такое, конечно, случается нечасто.

Успел по радио доложить и сажусь на площадку возле деревни. Хорошо у меня борттехник грамотный… надо было заменить гибкий валик, сижу жду второго Ми-8 на площадке. Жрать-то хочется, время обеда. И тут, представляешь, чую запах забродивших яблок. Поворачиваюсь — передо мной яблочный сад, яблоки уже попадали и забродили. Срываю здоровое яблоко, не перезрелое еще, белый налив и, не разрезая, вижу в нем семечки!

Ты когда-нибудь видел, глядя на яблоко, в нем семечки?

Я рву этих яблок, приношу в вертолет. Мне говорят: «Командир, они ж все фонят!» Мы их помыли в керосине, так как воды не было, ножом счистили кожуру и съели эти яблоки. Потом прилетел второй вертолет, мне заменили валик, и я спокойно улетел.

Из личного архива В. Жеронкина
Из личного архива В. Жеронкина

Что насчет рентгенов в зоне? Мы работали в критических условиях. Нам записывали полученные рентгены. Я прилетаю с задания — мне записывают два рентгена в сутки. Но у нас же в вертолете был рентгенометр, ДП-3 назывался, а у него пять диапазонов. И когда мой правый летчик мерил, у него на пятом диапазоне стрелка упиралась в упор. И я все говорил: «Иван, записывай, записывай!» А еще у нас были дозиметры от подводников, типа авторучки, которые вешали на грудь и на пояс. Когда мы прилетали, эти дозиметры сдавали химику, он их проверял и показывал мою дозу.

Как-то три дня подряд у меня было облучение больше 10 рентген. И химик сказал, что если записать их, то меня нужно класть на носилки и везти в Москву в госпиталь. Говорит — запишу два рентгена. Мы ведь тогда не думали о рентгенах, а сейчас я, будучи на пенсии, иду в обычную поликлинику и говорю, что у меня есть карточка облучения, но она не соответствует тому, что я получил.

Там написано, что я получил 19, а на самом деле получил 39!

А у летчиков было правило: получаешь 25 рентген — и свободен, тебе присылают замену. Но настоящие рентгены были раза в два больше. Знаешь, что бывает, когда разом получаешь 10 рентген?

Начинает давить правое яйцо. Я думал, что только у меня. Но когда спросил у экипажа, оказалось, у всех то же самое. Другие экипажи не получали такой дозы облучения.

Насчет листов свинца, которые стелили в вертолет. После первого потока я принимал вертолет, застланный свинцовыми пластинами — слева, справа по бортам, на дне. Вес-то лишний — ладно, Ми-8 потянет, и бог с ним. Зову химика, прошу замерить кабину экипажа. Он замеряет — уровень фонит! Я говорю: в этом гробу летать не буду, мойте вертолет.

Они берут свои средства, химию, замеряют — ни фига, ничего не меняется. Я выбрасываю весь свинец из кабины, ее моют, и она становится чистенькая!

То есть свинец помогал, но его нужно было менять, он накапливал излучение.

Знаешь, что такое респиратор? В августе-сентябре, когда была жара, нам их выдавали, но он из-за пота разъедал все лицо. И нам стали выдавать марлевые повязки. Одну на один полет. Но я вылетаю в шесть утра и прилетаю в 23. А у меня одна повязка, да ее хватает максимум на два часа, она потом черная становится!

С Вовкой Воробьевым я познакомился в Чернобыле. Он пришел с Дальнего Востока, два афгана прошел, капитан, два ордена Красной Звезды… Жили рядом в гостинице, бывало, выпивали вместе.

Выпивать не то что не запрещали… а заставляли. Если вылет в шесть утра, приходишь к доктору, и он видит, что перегара нет, говорит: «Ты что не пьешь? Болеешь что ли?». И все это в 86-м году, когда у нас был «сухой закон».

«Запаха нет? Отстраню от полетов. Кто пьет, тот летает», — говорили нам.

День трагедии

2 октября утром выходим, у нас полет с ним вместе. Где-то в пять утра прошли доктора, сходили в столовку. Дальше на аэродром — опробовали вертолеты, отгазовались, получили предполетные указания — таскать на внешней подвеске клей ПВА. И тут приходит корреспондент «Красной звезды», говорит, дескать, вот вы, лучшие экипажи, много работаете, давайте я вас сфотографирую.

Но у каждого летчика есть свои «бзики». Я никогда не фотографировался перед вылетом.

А Вовка Воробьев со своим экипажем и мой правый летчик встали, и тот их сфотографировал.

Экипаж капитана В. Воробьева (четвертый слева направо)
Экипаж капитана В. Воробьева (четвертый слева направо)

И мы полетели работать. Отработали весь день, сделали по пять-шесть рейсов. Каждый рейс — в одну сторону 20 минут, 20 минут обратно. От железнодорожной станции, где нас заправляли, на реактор — и назад. Перед крайним полетом нас заправили топливом, и опять полетели сливать этот клей.

А это уже было где-то в районе 17 часов, на закате, и мы заходили как раз против солнца, которое слепило. Там стояли три крана, мы еще с утра жаловались, что они мешают нам. Раньше на тросе крана висела рельса, а тут ее убрали, и остался один трос, а без рельса он уже не виден.

Вот Вовка и попал в него, он просто не заметил трос, поскольку солнце слепило глаза.

А над нами на Ми-24 летал полковник Воробьев, руководил нами. Мы заливаем крышу, а он говорит: «Давай чуть правее, у тебя еще есть три метра до стены». Вентиляционная труба — это основной блок. А перед ней ступенчатые здания, крыши которых мы заливали…Был случай, когда борттехник, который смотрел вниз и открывал клапан бочки, говорил мне: «Вперед, вперед, стоп — я вижу подножие крана». А я в тот момент мог открыть блистер и из кабины потрогать рукой тот самый кран…

Я за Вовкой висел в ста метрах. Володька шел-шел, и тут вдруг — бах! Брызги лопастей, вертолет переворачивается — и вниз.

Это было над третьим реактором, еще повезло, что вертолет упал с высоты 100 метров не на реактор, уже заглушенный, а вдоль его стенки на землю. Если бы на реактор упал Ми-8 с полной заправкой, мало бы не показалось.

У меня паника, командир в рацию орет: «Так, мужики, стоять, всем сливаться где попало, возвращаемся на точку». А первой реакцией было сесть рядом, но он мне запретил садиться. Вернулись в Гончаровск, все сидим, мандраж, и тут в 23 часа командир вызывает: «Володька твой друг? Лети за ним, за телами».

Лечу, сажусь перед реактором. Приезжает «буханка», привозит тела, сильно обгорели, везем на аэродром Жуляны. Попросил Ваньку включить рентгенометр — тела шкалят, пролежали под реактором несколько часов.

Я тогда на Ми-8 выжал скорость, которую только мог, — 320 километров в час…

Со следующего дня мы продолжили полеты, я долетал до ноября, набрал свои рентгены и уехал обратно домой. По поводу катастрофы нас там никто ничего не инструктировал, не указывал молчать. Это не умалчивалось наверху, но и не афишировалось, да и интернета тогда не было.

Почему Володьку сняла камера? Это была чистая случайность (кадры сделал Виктор Гребенюк, кинооператор Западно-Сибирской студии кинохроники). Мы и не знали, что катастрофа попала в объективы камер, я узнал об этом спустя лет двадцать, когда завел компьютер.

…После Чернобыля я уехал, крайние свои десять лет в Воркуте дослуживал. А потом нас по сокращению <…> министр обороны Сердюков уволил. Я летчик, инструктор первого класса, а выгнали как пацана — взяли за шиворот, к двери и — пинком под зад. Статистика по чернобыльским ребятам-вертолетчикам не самая лучшая, с кем ни общался — никого не найдешь: умер, умер, умер, только крестики ставлю…»

Источник

Загрузка...
   
        Загрузка...    
   

Посмотрите так же

Археологи нашли самое большое и древнее сооружение цивилизации майя

Археологи нашли самое большое и древнее сооружение цивилизации майя В Северной Америке есть страна Мексика, …

Для любых предложений по сайту: [email protected]