70 лет назад, 7 июля 1946 года, Ватикан канонизировал первую святую США — итальянскую эмигрантку Франциску Ксаверию Кабрини. На пышной церемонии причисления ее к лику блаженных присутствовало множество американских солдат: видимо, канонизация Кабрини должна была обозначить сближение Ватикана с США в холодной войне. Но это событие было не просто пиар-ходом идеологов: после Второй мировой святые стали культовыми героями Запада, их популярность вышла за пределы церковной аудитории и дошла до голливудских режиссеров, ведущих политиков и интеллектуалов-бунтарей. «Лента.ру» исследовала взлет и падение «послевоенных святых».
Модная святость
Святые (в православии и католичестве) — это прославившиеся своей праведностью, чудесами или необычайными подвигами во имя веры люди. Если посмотреть с другой стороны — это те, кто точно попал в рай после смерти и может походатайствовать перед Богом о нуждах живых (как, например, Николай Чудотворец). Казалось бы, святость лежит в плане вечности и не соприкасается с историей. Однако налицо поразительный факт: никогда со времен Средневековья святые не были столь популярны в Европе и США, как в первые 15 послевоенных лет (1946-1962) — несмотря на ядерную гонку, светскую культуру, научный прогресс и другие приметы ХХ века.
Например, только в 1957 году Нобелевская премия литературы была присуждена экзистенциалисту Альберу Камю — автору идеи «святых без Бога». При голосовании француз уступил лишь один голос греческому писателюНикосу Казандзакису, больше всего известному «Греком Зорба» и «Последним искушением Христа». Но свой последний роман Казандзакис написал про святого Франциска Ассизского, а посвятил его «Альберту Швейцеру, святому нашего времени». В том же году Джек Керуак, битник №1, закончил свой откровенно агиографический роман «Видения Жерара» — об умершем в детстве старшем брате, которого Джек считал святым.
Но привлекательность святых не ограничивалась кругом интеллектуалов — дошла она и до массовой культуры, даже в странах, далеких от традиционного христианского благочестия. Хитом 1956 года в Англии и США стала песня «Святая Тереза Цветов», герой которой просит Терезу из Лизье благословить его союз с девушкой. В американских чартах композиция добралась до 27-го места, а в британских — до третьего.
В 1957 году на английском телевидении прошла премьера пьесы Роберта Болта «Человек на все времена» (в 1966 году по ней сняли фильм, получивший все призы — от «Оскара» до премии Московского кинофестиваля), посвященной католическому святому Томасу Мору. В России он больше известен как автор «Утопии», но режиссер изображает его прежде всего как человека несокрушимой личной совести: он не признал отказ короля Генриха VIII от римской церкви и не санкционировал развод монарха с первой женой, за что поплатился жизнью.
Но главным «хитом» о святых стал голливудский фильм 1957 года «Святая Жанна», снятый Отто Премингером. Его выходу предшествовала беспрецедентная рекламная кампания: режиссер объявил кастинг на роль Жанны д’Арк не среди профессиональных актрис, а среди «девушек из народа»: из 18 тысяч участниц он выбрал подростка из Айовы Джин Себерг. Хотя фильм и провалился в прокате, история француженки, спасавшей родину от оккупантов и сожженной на костре по сфабрикованному обвинению, с 1948 по 1962 год легла в основу еще как минимум трех картин всемирно известных режиссеров: Виктора Флеминга, Роберто Росселини и Робера Брессона.
Герои Сопротивления
Что же вызвало такой интерес общества к святым? Прежде всего — война. Еще в 1920-е годы — первую эпоху «католического возрождения» — окопный опыт Первой мировой и «смерть» наивного оптимизма европейских либералов и прогрессистов заставили интеллектуалов впервые едва ли не с XVII века всерьез открыть для себя церковь. Именно в 1920-1930-е годы Ватикан осмелился канонизировать фигуры, известные своим бунтарством, независимостью и необычной духовной жизнью: Жанну д’Арк, Терезу из Лизье, Бернадетту Субиру и Томаса Мора.
Однако только после 1945 года увлечение святыми вышло за рамки католической культуры. Важную роль тут сыграли тяжелые лишения и личный опыт общения с безымянными героями во время войны и холокоста. Тот же Альбер Камю написал «Чуму», свой роман о святых без бога, в 1942 году. Писатель тогда жил на юге Франции, в протестантской деревне Шамбон-сюр-Линьон, жители которой с риском для жизни участвовали в спасении евреев. Главного героя романа, доктора Рие, зовут почти как одного из организаторов операции — доктора Пола Риу.
Ватикан канонизировал и мучеников, погибших в концлагерях: Максимилиана Кольбе, узника Освенцима, добровольно пошедшего на смерть ради незнакомого ему человека; Тита Брандсма, голландского борца с нацизмом, который умер от смертельной инъекции в Дахау; кармелитскую монахиню Эдит Штайн, казненную в газовой камере из-за своего еврейского происхождения.
Страдания и лишения заставили тысячи европейцев искать утешения в культе святых «героев» и мучеников, показывающих пример противостояния «злым временам» и преступной власти. «Святые — это всегда непрошеные гости для тех, кто руководит организациями и правит государствами», — писали в 1942 году.
Одиночки и отщепенцы
К образам и понятиям «святости» обращались еще и потому, что они (едва ли не единственные) избежали захвата тоталитарным дискурсом. Словами «лидер» (Fuhrer), «гений» (Genie) и «герой» (Held) сыпал в своих речах Гитлер. Любили национал-социалисты и слово «мученик» (Blutzeuge). Виктор Клемперер, исследователь (и свидетель) языка Третьего рейха, подчеркивает, что нацисты сознательно брали на вооружение не только лексикон гражданских доблестей (порядочность, честность, искренность, патриотизм), но и традиционные христианские ценности, прежде всего самопожертвование. Теме же святости посчастливилось избежать «заражения».
Но дело не только в чистоте лексики. Сердца и души людей послевоенного мира волновали святые, которых вряд ли можно назвать столпами общества и мерилом благопристойности, — напротив, их ценили как отщепенцев, одиночек, борцов с неправедной властью. В некотором смысле святые 1950-х, от Жанны д’Арк до Терезы из Лизье, проложили путь героям контркультуры 1960-х. «Есть эпохи, которые слишком сложны, слишком оглушены противоречивым историческим и интеллектуальным опытом, чтобы слышать голос здравого смысла. Здравомыслие становится соглашательством, уверткой, ложью. В такие времена мы уважаем те истины, что рождены из невзгод, и у каждой нашей истины должен быть свой мученик. Эти мученики — фанатики, истерики, разрушители собственной личности… Симона Вейль, Кьеркегор, Ницше, Достоевский, Кафка, Бодлер, Жене…» — писала в 1963 году американский критик Сюзан Зонтаг.
Симону Вейль вообще можно назвать «образцовой» святой послевоенной Европы: женщина, еврейка, левая интеллектуалка, жертва гитлеровского режима, беженка, близкая к католической церкви, но не решившаяся перейти ее порог, — идеальный «посторонний»! Однако бежать и обустроиться в Англии в 1942 году она смогла благодаря Морису Шуману, еврею-католику и будущему государственному деятелю (замминистра и министр иностранных дел в 1950-1960-е годы).
Святые на службе новой власти
Это далеко не единственный случай, когда святые оказались теснейшим образом связаны с новым политическим порядком Европы. После 1945 года церковь пользовалась репутацией едва ли не единственного института, защищающего традиционные («правые») ценности и при этом не запятнанного работой на нацистские и фашистские режимы. Христианские демократы, наряду с социал-демократами, создали правящее парламентское большинство в Германии, Италии и других странах — и делали все возможное и невозможное, чтобы не допустить левые партии к власти. Важную роль здесь сыграла католическая церковь. Папа Пий XII не просто запретил католикам участвовать в коммунистическом движении, но и пошел в пропагандистское наступление.
24 июня 1950 года при огромном стечении народа на площади Святого Петра была канонизирована Мария Горетти — одиннадцатилетняя девочка из бедной семьи. В 1902 году девочку зарезал сосед, когда та отказалась уступить его домогательствам. Для усиления пропагандистского эффекта на церемонии присутствовали мама девочки и ее убийца, а Пий XII обращался к народу — вопреки традиции, на итальянском языке. Об успешности этой акции говорит и то, что сам Пальмиро Тольятти (глава итальянской компартии) признал Марию Горетти героем, достойным почитания и подражания.
В Западной Германии первые заседания, где обсуждалось создание христианско-демократической партии, состоялись летом 1945 года в Кельне, активное участие в них принимали доминиканцы, знакомые Эдит Штайн. Уволенный при нацистах мэр Кельна Конрад Аденауэр вернулся на свой пост в 1945-м, а уже через четыре года стал федеральным канцлером нового государства. Верующий католик, Аденауэр много помогал местной кармелитской общине, а кельнский кардинал Йозеф Фрингс получил от Ватикана разрешение, вопреки обычной процедуре, начать процесс канонизации Штайн в своей епархии, а не там, где она умерла (Освенцим относится к Краковской епархии), и на 30 лет раньше установленного срока (в 1962 году). В первые годы ФРГ Эдит Штайн стала официальным героем: в ее честь называли школы, улицы и студенческие общежития. Примечательно, что монахиня-еврейка стала едва ли не первой жертвой холокоста, которую признали власти послевоенной Германии, — еще когда это понятие не вошло в общественное сознание, а главные труды Эли Визеля, Примо Леви, Ханны Арендт и других жертв Шоа еще не были написаны.
Конец эпохи
Тем не менее при всей поддержке церкви и государства, при всех помпезных открытиях новых базилик в Лурде и Лизье, массовом интересе к Жанне д’Арк и Томасу Мору, культе героических одиночек, противостоявших гитлеровскому насилию (Эдит Штайн, Симона Вайль, Максимилиан Кольбе), популярность святости на Западе начала сходить на нет. Частично на это повлиял и уход «живых святых» в середине 1960-х: Альберт Швейцер умер в 1965-м, мистик-благотворитель падре Пио — в 1968-м. В те же годы ушло со сцены и поколение авторов, создававших высокую христианскую культуру послевоенной поры: Т.С. Элиот, Ивлин Во, К.С. Льюис и Флэннери О’Коннор.
Важнее другое: изменился сам дух времени. Первые 15 послевоенных лет были уникальной эпохой. Голод, холод, Европа в руинах — но Гитлера победили, коммунизм (не без американской помощи) отогнали за железный занавес, колонии бунтуют умеренно, вопреки холодной войне сильна надежда построить цельный и достойный мир западного единства, в котором сняты все противоречия последних 500 лет (начиная с Реформации и заканчивая борьбой за права трудящихся).
Но скоро тяготы войны и лишения голодных сороковых ушли в прошлое, уступив место новому обществу процветания. Десять лет экономического роста принесли свои плоды: автомобили, бытовая техника, телевидение, дешевые летние туры на море. Новые технологии, контрацептивы, сексуальная революция, контркультура, культ молодости, музыка и мода — к началу 1960-х новое стало актуальнее и интереснее славного прошлого — и в том числе героических святых. Подросла молодежь бэби-бума, жаждущая бунта и развлечений.
Разгорались и новые конфликты, ставящие под вопрос совершенство белого христианского Запада: успехи СССР, космос, Куба и Китай, борьба бывших колоний за национальное освобождение, борьба меньшинств за свои права… Наконец, пафос обновления и ориентации на «актуальные проблемы современности» дошел и до католической церкви. На реформаторском Втором Ватиканском соборе было принято 16 основных документов, и святые упоминаются только в одном (догматической конституции Lumen Gentium) — очень критически, с массой предостережений об опасности чрезмерного им поклонения.
