Вместе с российскими историками, политиками и политологами мы вспоминаем ключевые события, фигуры и явления тех лет. О том, что послужило причиной и каковы были последствия Февральской революции 1917 года в России, в ходе дискуссии, организованной Фондом Егора Гайдара и Вольным историческим обществом, рассказали доктора исторических наук Олег Будницкий и Владимир Лавров. Выдержки из их выступлений.
Война, армия и монархия
Олег Будницкий:
Русская революция — это побочный продукт Первой мировой войны. Не было бы войны, не было бы и революции (может, и была бы, но в другое время и не так). В результате войны рухнула не только Российская империя, но и Османская, и Габсбургская, и Германская. Своеобразие России в том, что она как бы была среди победителей в Первой мировой, но все равно пала — остальные рухнувшие империи были проигравшими.
Что было бы, не начнись Первая мировая? Если кому-нибудь в 1903 году сказали, что в России будет Государственная Дума (хотя и избираемая по весьма ограниченному избирательному закону), что она будет разрабатывать бюджет, что в ней легально будет заседать социал-демократическая фракция, что будет легально выходить газета «Правда», то его бы сочли за сумасшедшего. Тем не менее это совершилось. Были сильный экономический подъем, высокие темпы экономического роста накануне войны, аграрные преобразования (столыпинская реформа)… Страна, хотя и с откатами, проблемами, шла по тому пути, по которому ранее прошли другие европейские державы. Не случись того, что произошло в 1914 году, то, возможно, все сложилось бы иначе.
С моей точки зрения, решающую роль в Февральской революции сыграла армия. Именно ее позиция, солдатский бунт, повлияли на ход событий. Впоследствии, уже в отношении большевиков, один современник выдал очень удачную формулу: «Большевики — это партия стихийно демобилизующейся армии». Но армия хотела стихийно демобилизоваться и ранее и готова была пойти за любым, кто эту войну наконец прекратит.
В этом поразительный парадокс Февраля. Взбунтовавшиеся солдаты не хотели воевать, а Дума, которая де-факто была вынуждена возглавить революцию, хотела ликвидации самодержавия, чтобы эффективнее вести войну. Классическая ситуация, описанная Грибоедовым: «Шел в комнату, попал в другую». Ничего хуже не придумать.
Плюс несколько совпадений, то, что называется «идеальным штормом». Это изношенная транспортная система и необыкновенные морозы зимой 1917 года. В Петрограде средняя температура составляла минус 26,5 градусов. И не хлеба не хватало в городе, а топлива, чтобы выпекать хлеб. И заводы встали из-за этого, а не из-за призывов к забастовкам. Император уехал в ставку не вовремя. В общем, целый ряд обстоятельств сошлись в одной точке.
В результате случилась революция, ибо революции случаются, происходят совершенно неожиданно для политиков. Мне неизвестна ни одна революция, которую смогли бы организовать. Революционеры всегда приходили потом и использовали то, что получилось.
Владимир Лавров:
Абсолютная монархия и неограниченное самодержавие соответствовали феодальному, полуфеодальному обществу, но все-таки буржуазному обществу подобает представительная система. Она у нас вовремя не была создана. Тут ключевой момент — 1 марта 1881 года, когда император Александр II утром подписал два указа о формировании первых частично избираемых всероссийских органов. Но днем его убили. Александр III под давлением Победоносцева не стал проводить этих решений в жизнь, и шанс был упущен. Николай II тоже в этом направлении не особо задумывался.
Все эти люди были незаурядными, по-своему достойными, но нужно было переходить к представительной системе, а этого не делали. Начали только под давлением снизу, под воздействием первой русской революции 1905 года. Без нее «Манифест 17 октября» Николай II никогда бы не даровал. Принимать такие решения под давлением улицы — не самый лучший вариант. Лучше, когда необходимое делают сверху, вовремя.
Я не думаю, что революция была абсолютно неизбежна — история, как и человеческая жизнь, многовариантна. Но то, что по своим человеческим качествам Николай II не мог залить Петроград кровью, — это тоже факт. Он не смог это сделать и в 1905 году, когда этот вариант обсуждался с Сергеем Витте. Подавить революцию было можно, но для этого требовался другой человек, соединявший в себе черты Петра I, который мог сам рубить головы, и Столыпина, потому что нужно было проводить очень серьезные преобразования. Николай II не был на это способен, он был способен стать святым страстотерпцем.
Анархия во всей стране
Будницкий:
После Февраля одним росчерком пера Временного правительства царская бюрократия была отстранена от власти. На смену старым управленцам пришли земские деятели — председатели губернских земских управ. Они понятия не имели, как устроена система власти, и по всей стране началась анархия.
Внесла свою лепту и отмена полиции, которую заменила народная милиция. Полиция — это не охранные отделения, это люди, которые поддерживают порядок на улицах — городовые и прочие. Они одномоментно стали врагами народа и исчезли.
Конечно, царская бюрократия была ужасна, и это осознавал император Николай I, говоривший, что страной управляет столоначальник, и царю, чтобы провести в жизнь свой указ, надо дать ему взятку. Он, кстати, дико хохотал на премьере «Ревизора» Гоголя. Вопрос в том, эволюционировала система или должна была непременно взорваться? Я считаю, что она могла меняться, хотя нередко реформы проводились под дулом револьвера.
Мы знаем, что как только Временное правительство получило в руки реальную власть, все немедленно пошло в разнос. Это не только их вина, были война, Советы, «Приказ номер один», ликвидировавший по существу армию. Но все надо смотреть в комплексе, простых и однозначных ответов тут нет.
Прохвосты и Дума
Лавров:
Главная причина революции заключается в том, что не был вовремя осуществлен переход к конституционной монархии. Упустили момент. Так бывает — вроде бы все идет благополучно и хорошо, а потом — обвал. Потом это произойдет при Брежневе. Вроде бы великая страна, а необходимые преобразования не провели, и все довольно быстро рухнуло.
Вообще, мало кто из глав государств проводит реформы вовремя — разве что святой Владимир. Обычно это происходит под каким-то давлением, внешним или внутренним. Внешний толчок заставил Александра II начать свои реформы — он отнюдь не был либералом. К этому его подтолкнул честный и объективный анализ неудач в Крымской войне. У Николая II был другой стимул — первая русская революция, но когда такие вещи происходят под давлением восставших, может начаться нечто совсем непредсказуемое.
Будницкий:
Конституционная, думская монархия в России была с 17 октября 1905 года. Важнейший инструмент — бюджет страны — утверждала Государственная Дума, и она была вовсе не опереточной.
Конечно, она представляла собой ограниченное представительство по очень сложной избирательной системе. Но что было бы при всеобщем тайном избирательном праве? Мой любимый герой, Василий Маклаков, говорил, что тогда в Думе оказались бы всякие прохвосты, ведь не было ничего проще, чем облапошить русского крестьянина.
С моей точки зрения, хотя извилисто и по ухабам, происходило очень быстрое движение России вперед. Третья Дума, единственная, проработавшая пять лет, приняла решение о ликвидации неграмотности, всеобщем начальном образовании к 1920 году. Был разработан проект по орошению степи, строительству плотины на Днепре, которая потом стала Днепрогэсом. Не надо думать, что люди не понимали, что нужно делать.
Если бы не война, этот процесс мог бы завершиться превращением России в нормальную европейскую страну, хотя мог окончиться и революцией. Но, на мой взгляд, она не была неизбежна.
Лавров:
Я считаю, что в России не было конституционной монархии — это некоторое забегание вперед, осовременивание тех событий. Все-таки основные законы Российской империи от 23 апреля 1906 года не представляли собой конституцию. Сама Государственная Дума полноценным парламентом не являлась.
Большинство населения было неграмотным. Какая уж тут демократия, за кого они могли проголосовать? Только за эсеров. Так и произойдет на выборах в Учредительное собрание. Не сложился ответственный средний класс, крестьянству предстояла долгая эволюция в сторону формирования собственника, а тут им предлагают демократию.
В январе 1917 года Милюков, лидер Конституционно-демократической партии, и английский посол Бьюкенен обедали вместе. Посол спросил: «Что вы хотите? Дума есть, политические партии есть, свобода слова и печати есть, и совсем недавно ничего этого не было». Милюков ответил: «Мы хотим ответственного перед Думой правительства». На это Бьюкенен сказал, что нужно подождать, что через десять лет оно появится само собой. Интересен ответ Милюкова: «Русские либералы не могут ждать десять лет». Не менее показательна реплика посла: «Мы ждали 800 лет». Все это сложилось и обернулось катастрофой, из которой мы не можем выбраться по сей день.
От Февральской к Октябрьской
Можно сказать, что Временное правительство успешно довело страну до Октября. Но тут стоит упомянуть и о роли Ленина в этих событиях. Поставим виртуальный эксперимент: Ленина нет. Значит, нет большевиков. Никто другой — ни Каменев, ни Бухарин, ни Зиновьев — такую партию создать не могли. Нет большевистской партии, значит, нет победившей Октябрьской социалистической революции. Троцкий, возможно, хотел возглавить ее, но в Смольный явился Ленин.
Впрочем, тут многое непонятно. Считается, что глава Временного правительства Керенский действовал неадекватно, был раздраженным, усталым. Но в августе он как мальчишку обыграл генерала Корнилова, после октября вновь стал адекватным, а именно в октябре почему-то потерял разум. Это как?
Он отказывался от военной помощи, которую ему предлагали казаки. Что он ссорился с ними? Ну, хотели они провести крестный ход, ну и ладно. Нет, запретил. Есть даже ощущение, что он сдавал власть, может быть, Льву Троцкому. Вообще непонятно, где Ленин был до 10 октября. Было много любопытного: и вывозила его машина американского посольства, и когда победила революция, вышел номер газеты The New York Times, где написано, что в Петрограде организовано новое революционное правительство во главе с Троцким…
Но я думаю, что главная проблема Временного правительства состояла в том, что не были решены вопросы о земле и мире. Это предопределило падение правительства. У Ленина же была очень выгодная крайняя позиция, позволявшая ему убийственно критиковать Временное правительство и взять власть в октябре.
Будницкий:
В истории сложно давать однозначные ответы. Конечно, Временное правительство внесло свою лепту в то, что случилось. Но не будем забывать еще одно обстоятельство: в стране было двоевластие. Практически в соседней комнате заседал Петросовет, в руках которого была реальная власть, потому что за ним стоял гарнизон. Именно он издал «Приказ номер один», де-факто ставивший армию под контроль солдатских комитетов. Под давлением улицы из правительства вынуждены были уйти те, кто его формировал, Милюков и Гучков, поскольку они были сторонниками войны. И у правительства было очень мало инструментов для того, чтобы влиять на происходившее в стране.
Я совершенно не согласен с тем, что Керенский вел какую-то двойную игру. У нас нет источников, которые это хоть как-то подтверждают. Более того, он стал министром-председателем на волне подавления большевистского путча 3-4 июля 1917 года.
Кстати, о том, почему The New York Times писала, что Троцкий возглавил правительство — потому что Троцкий был главой Петросовета. А кому вся власть? Правильно, Советам, так что тут все на своих местах.
Конечно, сейчас Временное правительство можно критиковать со всех сторон, но я не могу себе представить какое-либо другое. Как нормализовать ситуацию в стране, где армия не хочет воевать и желает той власти, которая позволит им поделить землю? В том, что Временное правительство было бы сметено и у власти бы на какое-то время оказались крайние радикалы, я не сомневаюсь. Почему они смогли ее удержать — вот основной вопрос русской революции.
